Лоуренс заметил уныние дочери и совсем уже собрался ей что-то сказать - но тут у него зазвонил телефон.
- Нет, я не смотрю телевизор, - ответил Маури, выслушав собеседника, с которым даже не поздоровался. - Сейчас включу.
В столовой был телевизор, господин Маури дотянулся до пульта и включил нужный канал.
-... Теперь можно с уверенностью утверждать, что человек, который олицетворяет собой мораль и семейные принципы, не так уж безгрешен, - вещала какая-то растрёпанного вида тётка с приклеенной на смуглое от искусственного загара лицо улыбкой. Она стояла на фоне скромного фасада больницы, в которой лежала сейчас Лора Бойтель. - Как ещё можно объяснить тот факт, что террористы похитили не кого-то из сослуживцев или друзей, и даже не дочь бензинового магната, а никому неизвестную содержательницу салона красоты?...
Лоуренс выключил телевизор, не дослушав реплику.
- И что? - спросил он у телефона, а потом после паузы добавил: - Это - моя личная жизнь, и у меня есть право не докладывать о своей личной жизни ни партии, ни правительству.
Он захлопнул телефон и убрал его в карман. По сосредоточенному лицу его было видно, что он в раздражении. Встав из-за стола, Маури ушёл к бару и налил себе немного коньяка. Выпив и успокоившись, Лоуренс посмотрел через всю комнату на дочь.
- Похоже, я сам дал повод для скандала, - признал он с сожалением. - Милая, если у тебя есть какие-то вопросы - задай их сейчас. Мне не хочется, чтобы ты обо всём узнавала по телевизору.