Вера только вздохнула. "Сейчас эта девочка начнёт капризничать и обижаться", - подумала она, испытывая обычное для себя презрение ко всем дочкам и сыночкам богатеньких пап.

- Очень жаль, что вы не хотите рассказать мне всё, - сказала она сухо, и углубилась в свои бумаги. - Если бы вы сотрудничали со следствием, то нам бы удалось гораздо быстрее изолировать этого маньяка от общества. Но пойдём дальше. Думаю, вам известно, что дача ложных показаний преследуется по закону? Сейчас вам покажут человека, и я надеюсь, что вы сможете ответить, он стрелял в вашего друга, или не он, и не будете ссылаться на то, что вы его плохо разглядели. - Она отбросила ручку и посмотрела на Карлу. - И вот из таких, как вы, вырастает наша новая элита! - Тон её изменился. Это уже был крик души. - Вы действительно не понимаете, что полиция хочет вам помочь? Почему вы пытаетесь доказать мне, что оказались у реки случайно? Неужели вы не понимаете, что кто-то мог знать, что вы туда поедете, и нарочно устроить засаду? Вам не приходило в голову, что за вами просто могли следить?

В такие моменты госпожа Боргес сильно жалела, что пошла работать в полицию. Будь она кем-нибудь другим, ей не нужно бы было тратить время и силы на разговоры с людьми, которые словно специально сопротивляются тем, кто призван их защищать.

И именно в этот момент у Карлы зазвонил телефон.

Димитт наконец-то вытребовал, чтобы ему вернули мобильник, и первый звонок, который он сделал, был вовсе не к коллегам по ГРО, и даже не к Лоуренсу Маури. Сейчас Гарри волновала в первую очередь Карла. Она была первой, о ком он подумал, придя в себя после наркоза, и с мыслями о ней он проснулся посреди ночи, в реанимационной палате.

Это было досадно и неправильно, что после первой же ночи, когда наконец Карла отдалась ему, он не мог остаться рядом с ней. Почему-то Гарри считал, что после такого события им не следовало расставаться. Наверное, если бы не выстрел того придурка на берегу реки, Гарри уговорил бы Карлу поехать куда-нибудь, или остаться у него снова. Не ради того, чтобы продолжить, а ради того, чтобы показать девушке, что ему нужно не только её тело. Чтобы она не подумала, что для него это событие совсем не важное и что он, получив своё, тут же потерял к ней интерес. Ему хотелось заботиться о ней, быть с ней рядом, развлекать её, показать ей, что он её любит.

"Не надо было прямо с утра ехать к этой реке, - подумал он про себя. - Ну кто тебя туда тянул? Можно подумать, что это нельзя было сделать в другой раз, или вообще послать кого-нибудь из своих - и пусть бы они искали!" На самом деле, всё было не так просто, и хотя Гарри руководил операцией, это не означало, что он может в любой момент послать кого-то вместо себя, проверить собственную идею. Каждый человек его группы сейчас был занят своей задачей, а его ранение ещё больше напрягло остальных. В глубине души Гарри понимал, что не должен путать личную жизнь с делом, но он всё равно переживал за Карлу.

Ночью он не думал ни о чём конкретном, тем более, что бок сильно болел, и даже пошевелиться было трудно. Слишком обширное повреждение для того, чтобы мечтать быстро подняться на ноги. Доктор при Карле не стал говорить, что несколько дробин застряли в передней подвздошной кости, и во время операции пришлось убирать мелкие костяные осколки. К тому же, к гребню подвздошной кости у человека крепятся довольно важные мышцы, и поскольку всё это было травмировано, любое напряжение отдавалось болью. Можно было попросить обезболивающее, но Димитт некоторое время сопротивлялся, потому что подозревал, что уснёт, если станет получше. А ему нужно было как следует всё обдумать. Вот только думать связно не получалось, мысли путались, и вместо того, чтобы думать, Гарри представлял себе Карлу, и крутил без конца события предыдущего вечера и ночи. Пока не пришла медсестра и сама, по своей инициативе, не сделала ему укол.

Утром Димитта перевезли в другую палату, признав, что угроза жизни миновала, и теперь дело за временем, чтобы зажили нанесённые ему раны. Телефон ему вернули не сразу, потому что оказалось, что часть его одежды забрала полиция, вместе с телефоном, который был в кармане. Потом эта самая полиция явилась к нему, чтобы ещё раз опросить, потому что вчера он был ещё слаб после операции и наркоза и нельзя было устроить ему более интенсивный допрос. Гарри потребовал, чтобы ему вернули мобильник, и наотрез отказался разговаривать, пока ему не пообещали, что прямо сейчас передадут его ближайшей патрульной машине, которая заедет в больницу и передаст телефон. Примерно через час мобильник ему действительно вернули, хотя до Димитта уже дошло, что с таким же успехом он мог попросить телефон у кого-нибудь из медсестёр.

Потом его осматривал ещё один врач, возили на какие-то снимки и обследования, так что добраться до телефона всё равно получилось лишь тогда, когда Карла уже уехала из университета. Но сразу Гарри позвонить не смог, все процедуры его здорово вымотали, и он некоторое время просто приходил в себя. Наконец, более или менее отдохнув, он позвонил любимой девушке, за которую так волновался, хотя и не думал ничего конкретного.

- Милая! - сказал он ей мягко, едва услышав её голос. - Как ты себя чувствуешь? Мне так хотелось тебя услышать!

Ничего более конкретного у него от радости сказать не получилось.

Гарри ещё несколько секунд держал телефон у уха, потом зачем-то посмотрел на него - и опустил руку на одеяло, машинально отключив аппарат. Конечно, у Карлы могло сейчас происходить что угодно, но всё равно он почему-то не ожидал, что она будет так торопиться. Всему виной, конечно же, было ранение, но почему-то он сильно расстроился и некоторое время пребывал в этом расстройстве. Потом, правда, разочарование слегка рассеялось. Карла, судя по голосу, была жива и здорова, и действительно могла находиться в таком месте, где неудобно разговаривать. Знать бы, где. На всякий случай. Тем более, что заняться больше нечем, а спать ему не хотелось.

Вздохнув, Димитт снова взялся за телефон, и занялся определением места, в котором сейчас находилась госпожа Маури.

Карла никак не рассчитывала, что попадёт на допрос, тем более, на такой жёсткий и с её точки зрения, бестактный. Она, действительно, приняв всё за чистую монету, считала, что её везут на опознание задержанного. Карле всё это не нравилось и она не знала, как себя вести. Ей было очень обидно, что эта странная следовательница сначала обвинила её, что из-за неё они до сих пор не могут поймать преступника, и теперь, подкалывает её по поводу "пылкой речи". Разговор показался Карле совершенно бессмысленным и она теперь хотела прекратить его. "Всё равно она вымышляет те ответы, которые ей хочется получить! Нужно было мне с самого начала отвечать односложно! - раскаялась про себя Карла. - Тогда бы у неё не было повода цепляться ко мне и извращать мои слова! И зачем я только развожу тут эти речи? Неужели у меня не хватит силы сдержаться?"

Карле стало очень обидно за свою слабость и она решила больше не поддаваться на провокации следователя. Она и так не хотела поддаваться - Вера Боргес с самого начала вызвала в ней антипатию, но, к сожалению, девушка слишком увлеклась возникшим спором. Можно сказать, что комиссарша одержала победу и заставила Карлу разговаривать, вопреки её желанию.

Карла решила, что следует остановиться и лучше это сделать хотя бы сейчас, раз уж раньше не получилось. Чтобы выдержать дальнейший натиск комиссара, Карла решила прибегнуть к старому средству, изобретённому ею ещё в детстве: когда нужно во что бы то ни стало сдержаться, а это никак не получается - нужно отвечать своему собеседнику мысленно. Это помогало ей очень сильно. Просто смолчать - очень трудно морально, а так на любую, пусть самую обидную фразу собеседника, отвечаешь мысленно в десять раз обиднее, но вслух не говоришь ничего. Почему-то промолчать таким образом было всегда намного легче.

А чтобы придать себе стимула, Карла решила поспорить сама с собой, что больше не ввяжется в разговор с комиссаршей, как бы та ни старалась, и больше не поддастся ни на какие провокации! Но спорить нужно было на что-то. И Карла решила, что если проиграет - скажет отцу, что ей не нужна собственная машина и она будет счастлива несколько следующих лет ездить с Фердинандом!

На самом деле, собственная машина была очень болезненной темой и вожделенной целью Карлы. Почти все её друзья и знакомые, люди куда более скромного достатка, имели свои машины уже давно, практически с тех лет, когда можно получить права. Некоторые уже сменили по несколько машин. А у Карлы до сих пор не было своей. Папа всегда мотивировал тем, что ей принадлежат все его машины и она может взять себе любую, но она-то знала, что это значит - это значит, что машины-то всё равно папины, а ездить ей можно только с Фердинандом! Папа слишком боялся за неё, чтобы позволить Карле ездить самой. И вот, на совершеннолетие он подарил ей наконец свою машину. Однако, управление машиной ограничилось для Карлы только парой кругов по соседним улицам, а далее с машиной стало постоянно что-то случаться: что-то в ней начинало, якобы вибрировать или стучать и она то и дело отправлялась на профилактические ремонты и осмотры. Карла знала, что это папина хитрость, чтобы не дать ей водить самой, но сделать ничего не могла.

И вот теперь, чтобы придать себе больше стимула в этом странном споре в полицейском участке, Карла пообещала самой себе отказаться от притязаний на собственную машину. Это если она проиграет. А если выиграет? Выдумывать было уже некогда - следовательница ожидала ответа. "Если выиграю, пусть будет - желание!" - торопливо заключила сама с собой пари Карла и ответила:

- Нет!

Она постаралось говорить уверенно и вернуть себе утерянное спокойствие и неторопливость.

Комиссарша задала так много вопросов, что Карла даже затруднилась с выбором - на какой бы из них ответить мысленно. Наконец, когда госпожа Бергес дошла до последнего вопроса и, кстати, наиболее безобидного, Карла решила сосредоточиться на нём.

Она посмотрела на следователя (до этого, она хоть и смотрела в её сторону, но не в лицо, а куда-то мимо, в абстрактную вдаль...) и через пару секунд паузы произнесла неспешно:

- Я уже всё сказала.

После чего задумалась, можно ли четыре слова считать односложным ответом? И решила, что можно, поскольку эта фраза, кроме как слова "нет!", ничего более не означает.

Отредактировано Карла Маури (2014-01-01 01:59:24)

- Гуляли, - тихо, медленно и отчётливо произнесла Карла. Почему, собственно говоря, она должна менять свои предыдущие показания, которые уже зафиксировала в своём протоколе полиция?

Вся происходящая картина ей начинала напоминать какой-то "допрос партизан" из некоего патриотического романа. "Интересно, а она с кулаками на меня кинется?" - подумала Карла и ей стало даже весело. Она действительно не боялась ничего, происходящего тут. Она чувствовала свою невиновность и защиту теперь уже не только папы, но и Димитта. То, что  Димитт её действительно от всего защитит, ей казалось неоспоримым фактом и настолько неоспоримым, что ни в какие угрозы и опасности ей просто не верилось.

Нет, Карла вполне в состоянии была испугаться. Например, она была панически напугана, когда её, вместе со всем собранием анархо-террористического общества, арестовали. Но тогда она ощущала себя виноватой - ведь она сама, по своей воле, пришла туда, пусть только из любопытства и даже толком не зная, кто там собирается, но тем не менее, это был её выбор и её решение, она это сделала в тайне от отца и ощущала себя тогда едва ли не преступницей.

Но теперь было совсем иное дело. Она ощущала себя ни в чём не виноватой, она знала, что не одна, с ней - Димитт, пусть он даже далеко, в госпитале, но всё равно он - с ней, и он гораздо сильнее всех этих комиссаров вместе взятых!

Отредактировано Карла Маури (2014-01-05 19:55:05)

Карла ещё посидела на стуле несколько секунд, глядя в пространство, словно раздумывая о чём-то или не желая покидать кабинета. Потом встала и вышла из комнаты. Проходя мимо комиссара, она даже не взглянула на неё.

За дверью уже ждали несколько человек. Карла остановилась и посмотрела на них в некотором удивлении, словно совершенно не ожидала тут никого увидеть.

Поскольку тут была масса посторонних людей, Карла постаралась держаться сдержанно и с достоинством, но всё равно в её тоне и манере держаться просвечивало какое-то недовольство и казалось, что она не ожидает ничего хорошего от происходящего.

Она молча выслушала всё, что ей сказали, посмотрела по очереди на каждого из стоящих за стеклом и медленно произнесла:

- Среди этих людей нет ни одного, кто бы походил на вчерашнего напавшего на нас.

- Нет, господин сержант! - ответила Карла и печально улыбнулась. - Я хочу поехать в госпиталь. Мне нужно повидать Гарри Димитта.

Как раз сейчас, после пережитого допроса, Карла совсем не возражала бы,  если бы кто-нибудь её именно отвёз. Но ей следовало забрать машину Димитта. Если сержант возьмётся её отвезти, как он будет возвращаться в свой участок? "Чтож, - подумала Карла, обращаясь к самой себе, - хотела сама водить машину, вот теперь и веди!" Вроде бы она соблюла поставленное самой себе условие - отвечать только односложно на все вопросы комиссара Боргес, но всё-таки её не оставляло чувство, что она проиграла, нет не в последнем споре, а во всём допросе. Следователь ведь догадалась, что они проводили своё расследование. "Хотя... - подумала Карла, - разве это запрещено? Димитт официально ведёт это дело, разве он не может заниматься собственным расследованием? Зачем ей нужно было это признание?" - подумала она о Боргес. При этих мыслях Карла заторопилась-было, но сразу сообразила, что не знает, куда идти.

- Вы не проводите меня до стоянки? - попросила она Леоне.

Отредактировано Карла Маури (2014-01-01 22:35:29)